На всем протяжении Урала в Западно-Казахстанской области берега реки соединяют три моста и около четырех паромных переправ. Паромы лишь кажутся анахронизмами. На самом деле ежегодно четыре паромные переправы в Западно-Казахстанской области переправляют до полумиллиона человек за весь сезон. Благодаря им местные жители ездят в гости, справляют свадьбы, получают продукты, необходимые справки, ведут нехитрую сельскую коммерцию, и иногда паромщикам приходится переправлять с одного берега на другой даже похоронные процессии.

Наконец, мы въезжаем в лес, и через пару сотен метров выезжаем на берег реки. У самого берега лежат два бревенчатых ската, старая железная кровать и основательно вкопанная в землю труба, от которой на противоположный берег протянулся металлический трос. Берег, на котором мы стоим, пологий, противоположный – обрывистый. На том берегу к берегу причален паром – две металлические бочки, разрезанные вдоль, и дощатый настил – палуба с перилами. Из будки выходит мужчина и спрашивает нас:

- Паромга?

- Ия.

- Казир, - мужчина поворачивается в сторону будки и, судя по всему, с кем-то разговаривает.

Вскоре из будки выходит второй мужчина. Оба спускаются к воде и начинают тянуть паром по тросу к нашему берегу.

Паром причаливает к берегу через несколько минут. Увидев, что мы снимаем всю эту процедуру на фотокамеру, настороженно интересуются, кто мы и зачем снимаем. Объясняю им, что мы журналисты и делаем материал о реке и о людях, которые живут на Урале.

Мужики достают железные прутья с хитрой загогулиной на конце, скрученной в спираль. Этой загогулиной оба цепляются за трос и начинают тянуть его на себя. Несмотря на кажущуюся тяжеловесность конструкции, паром достаточно легко отчаливает от берега и начинает скользить вдоль троса в сторону противоположного берега.

Куандык и Бауржан работают на этом пароме как наемные люди. Сам паром принадлежит местному жителю, который вполне официально зарегистрирован как индивидуальный предприниматель и платит налоги.

- Такие паромы есть выше по реке в Мергене, в Есенсае и ниже по течению в Алмалы. Все самодельные и все появились примерно лет 10-15 назад, когда Урал начал мелеть. Раньше такие паромы невозможно было поставить, потому что каждую весну Урал поднимался и затапливал лес и пойму. А последние лет 15 река еще ни разу из берегов не выходила. Те, кто моложе 20 лет, вообще не помнят, чтобы вода затапливала лес и луга. Им про это, когда рассказываешь, они не верят, - объясняет мне Бауржан.

История этих мест прослеживается в топонимах – названиях населенных пунктов по левому и правому берегам Урала. Если взглянуть на карту, то можно увидеть на левом берегу такие названия как Лбищенск, Коловертное, Скворкино, Янайкино. На противоположном берегу поселки называются Есенсай, Кызылжар, Карасу, Акжайык. Такое разделение по берегам произошло более 300 лет назад, когда власти Российской империи расселяли на левом берегу казаков. Степнякам отвели правый берег. Вплоть до 80-х годов это было заметно и по этническому составу поселков. На левом берегу жили преимущественно русские и казаки, на левом берегу – казахи. С конца 80-х годов и вплоть до нулевых активная эмиграция русскоговорящих из Казахстана в Россию привела к тому, что прежние казачьи станицы стали преимущественно казахскими. Сегодня, если вы попадете в тот же самый Лбищенск или в поселок Каленое, то вряд ли найдете русских или потомков казаков. О том, что они когда-то жили в этих селах, напоминают разве что заросшие православные кладбища с крестами. А в поселке Мергенево об этом напоминают развалины древней церкви. Отчасти по этой причине паромы и появились в этих краях относительно недавно. Местные казахи, проживающие сейчас по обоим берегам реки, активно поддерживают традиционные социальные отношения – по принадлежности к роду, или периодически навещают кудалар – сватьев, в случае, если вступившие в брак молодожены связали две семьи, у которых, в свою очередь, есть другие сватья и родственники.

После первого парома мы едем по грейдеру вверх по течению – в поселок Есенсай, в 30 километрах от того места, где мы переправились через паром. Есенсай – один из старинных аулов, основанных еще 200 лет назад. Недалеко от аула находится родовое кладбище, на котором захоронены люди из одного рода – Кынык. На трассе (так тут называют грейдер без асфальта) в сторону поселка ведет проселочная дорога. На повороте есть указатель с названием поселка и самодельный указатель с лаконичной надписью «ПАРОМ». От Есенсая к парому ведет дорога также через лес. Но лес в окрестностях Есенсая поражает своей красотой – огромные вековые деревья, перемежающиеся маленькими озерами и без какого-либо бытового мусора в виде разбросанных бутылок и вездесущих пластиковых пакетов. Паром отыскать нетрудно – к нему через пойменный лес ведет единственная накатанная дорога.

Этот паром практически ничем не отличается от предыдущего – такие же сваренные две металлические цистерны и «палуба» из досок. В движение паром приводится силой рук, которые тянут трос, протянутый от берега до берега.

Азамат также сетует на то, что река мелеет.

- Боюсь, что скоро мы реку пешком будем переходить. На фиг никому не нужен будет паром.

Азамат показывает мне на песчаную отмель, поросшую молодым камышом.

- В прошлом году этот остров появился. В этом году на нем уже камыш стал расти. С прошлого года он стал больше. Во-первых, река мелеет, а, во-вторых, течением намывает песок постоянно. Если этот остров такими темпами будет расти, то, боюсь, придется нам паром переносить дальше, - говорит Азамат.

Паром переносит нас на берег в окрестностях села Мергенево, в 80 километрах от Чапаево. Бывшая казачья станица в 20-х годах прошлого столетия была оплотом сопротивления местных казаков против Советской власти. Официальная история утверждает, что знаменитый красный командир Василий Чапаев утонул в Урале где-то выше по течению. Местные же казаки настаивали на том, что их деды зарубили шашками Чапаева где-то недалеко от этого села. Сегодня ни одного потомка тех казаков уже нет в поселке. Один из немногих, кто покинул это село в конце 80-х годов, – 85-летний Геннадий Елов. Географически он отселился из этих мест не очень далеко. В настоящее время он проживает со своей супругой Валентиной в поселке Тонкерис Теректинского района Западно-Казахстанской области, в 200 километрах выше по течению Урала.
Геннадий Елов, несмотря на смену места жительства, не изменил главному – он и сейчас живет на берегу Урала. Как и многие поколения его предков, этот пожилой человек живет в традиционных отношениях с рекой – ловит рыбу, собирает грибы, заготавливает дрова в лесу. Когда мы приехали к нему в поселок Тонкерис, нас встретила его внучка Дарья и сообщила, что дед уехал за грибами в лес.

Дом Еловых – наглядное доказательство близости реки и леса – на столе стоят банки с консервированными грибами, под потолком на бечевке висит с десяток вяленых рыб. Собственно, благодаря этой вяленой рыбе Геннадий Елов известен среди уральских владельцев пивнушек. Они регулярно приезжают к нему и скупают у пенсионера его вяленую рыбу. Она у него получается такой консистенции, которой не могут добиться другие. О том, что за вяленой рыбой приезжают к ним из Уральска и Аксая, тетя Валя уточняет:

- Вот вечно так – мы, женщины, готовим, сушим, вялим, а вся слава вам – мужикам. Да не он рыбу готовит. Вы что, думаете, он все это солит и вялит? Он рыбу привез, бросил, а я мучаюсь. Спасу от нее нет. Скорей бы уж лед встал. Отдохну маленько, - рассказывает нам пожилая женщина, сортируя свежую рыбу – пару щук и трех лещей.

Елов угол, и вправду, оказывается углом – на плавном повороте Урала от воды берег поднимается крутым яром.

- Я почему не хочу сюда чужих приводить? Потому что, как только люди появляются, все сразу становится хуже. Мусор, огонь разводят, бутылки валяются. Я сам не пью и пьяных не жалую.

Геннадий Елов показывает мне лес на том берегу реки.

- Раньше там гнездилась пара орланов-белохвостов. Они рыбу любят. Если на реке гнездятся эти птицы, значит, рыба есть в реке. А мои орланы уже три года не прилетают. Потому рыбы нет в реке. Я тут раньше какую только рыбу не ловил! А сейчас одна сорная рыба – красноперки и прочая мелочевка. Лет десять я такую рыбу обратно в реку отпускал. А сейчас это уже рыба, - рассказывает нам Геннадий Елов.

Но больше, чем рыба, сейчас этого пожилого человека тревожит состояние леса. Он ведет нас от одной ложбины к другой и показывает сухие, заросшие травой, впадины.

- Раньше это все водой заливалось. Тут вода стояла. По весне сюда на мелководье сазаны заходили икру метать. А в конце лета или осенью мы их тут добывали. Они откормятся за лето, толстенькие становятся, как поросята. Щас все это, как сказка, расскажешь кому – и не поверят, - рассказывает Геннадий Елов.

Затем он ведет меня на лесную поляну. Отводит на середину и просит оглянуться на опушку леса.

- Гляди, видишь, сколько сухих вершин? Ни одного дерева здорового. Все сохнут. Воды нет. Я раньше на рыбалку или в лес, когда шел, воду с собой не брал. Можно было на яру поближе к воде копнуть и ключевой воды напиться. А сейчас воды нет. Мы в поселке как-то решили колодцы бить. Привезли технику, специалистов. На 80 метров ушли, а воды нет. Поэтому и сохнет лес. Боюсь, что ее дети уже и этого не увидят, - кивает Геннадий в сторону внучки Даши.

По мнению моего собеседника, падение уровня воды в реке – «заслуга» человека. Плотины, каналы, бесконтрольная вырубка деревьев в конце 90-х привели к тому, что Урал может остаться без пойменного леса, как такового. По его словам, в пору его юности Урал разливался весной так, что случалось, не видно было другого берега.

- Там, где я рос, за Чапаевым, весной в половодье Урал был, как море – горизонта не видать. А сейчас что? Так, название одно – река.

Прожив всю жизнь на реке, мой собеседник надеется, что и умрет он тоже на ее берегах.

- Это раньше река текла – люди жили на ней и умирали. А теперь, боюсь, как бы я не пережил реку. Уж больно быстро она мелеет, - говорит Геннадий Елов.